Т.З. – Я не думаю, чтобы мои свидетельства представляли какую-то особую ценность. С Володей Высоцким мы общались в компании Артура Макарова и Андрея Тарковского. Володя дружил с обоими, особенно с Артуром. Это было время, когда он женился на Марине, то есть, в самом начале его счастливого периода.
Помню несколько таких встреч. Были с нами Герасимов с Тамарой Фёдоровной Макаровой. Было так, что в этой компании я несколько раз пел свои песни, и Высоцкому некоторые из них очень нравились. В частности, песня "Последняя лошадь в России", под влиянием которой он написал "Кони привередливые".
М.Ц. – Это он сам Вам сказал?
Т.З. – Я встретил его как-то на "Мосфильме", помню, он был в такой юношеской бархатной курточке. И он мне тогда сказал, что написал парафраз "Кони" на тему моей "Последней лошади".
Когда я в аудиториях это говорю, то возникает атмосфера скепсиса, но когда люди слышат "Последнюю лошадь в России", то скепсис исчезает. Наши песни совершенно разные. Володина песня – это шедевр, но и про свою песню я тоже думаю, что это абсолютный шедевр русской песни. Недавно вышло прекрасное издание "Два века русской песни", два фолианта, туда вошло десять моих песен, в том числе, "Последняя лошадь в России".
М.Ц. – Но ведь "Последняя лошадь в России", как указано в сборнике Ваших стихов, написана в 1975 году, а "Кони привередливые" – в 1972-м. В поэзии Высоцкого тема коней – сквозная, может быть, речь идёт о каком-то другом стихотворении?
Т.З. – Нет-нет, я говорю именно о "Конях привередливых". Дело в том, что дату написания я поставил приблизительно, а на самом деле это могло быть написано на год, два или три раньше. Я тогда думал, что вряд ли это когда-то будет опубликовано, у меня первая книга вышла в 1980 году. До этого я жил в эдаком советском подполье и никогда не думал, что мои песни выйдут в народ.
М.Ц. – "Последняя лошадь в России" имеет посвящение Высоцкому. Вы это посвящение сразу поставили? Высоцкий знал об этом?
Т.З. – Я часто ставлю посвящение гораздо позднее, иногда через двадцать-тридцать лет. Часто бывает так, что когда я писал то или иное стихотворение, оно вовсе и не было посвящено этому человеку, а через какое-то время гляжу – стихотворение очень точно "ложится" на какого-то человека. В данном случае я уверен, что Высоцкий об этом посвящении не знал.
М.Ц. – Что ещё Вам запомнилось из общения с Высоцким?
Т.З. – Я помню фрагментарно несколько наших бесед, когда он жаловался, что у него нет афиш, нет официальных концертов. Он говорил, что его вызывали в ЦК, обещали помочь, обещали дать залы, но ничем не помогли.
Я ему сказал тогда: "Ну зачем тебе афиши и залы? Ты же голос народа! Зачем тебе нужно поощрение ЦК?" Но, как всякая живая душа, он жаждал официальности, аудитории. Его положение его мучило, конечно – находиться в подвалах и катакомбах тоже ведь надоедает.
Запомнился ещё один момент, рассказ Володи. Он звонил в Париж Марине, а ему очень мешали подслушивающие ребята. Он говорит: "Ну дайте же бабе своей позвонить, в конце концов! Дайте поболтать со своей бабой!" А они говорят: "А ты нам пропой, дадим тебе поговорить нормально". Он говорит: "Как пропеть? По телефону, что ли? У вас что, такая тонкая аппаратура?" Они сказали: "Ещё бы!"
Володя пропел им по телефону несколько песен, а потом рассказал, что эти гебисты прислали ему потом эту запись изумительного качества!
М.Ц. – Значит, как я понимаю, Вы общались с Высоцким в начале 1970-х годов?
Т.З. – Вы знаете, с датировками у меня плохо, помню только факты. Я тогда тоже только женился и, помню, как-то раз мы пришли к Артуру, и я увидел там потрясающую женщину. Знаете, обычно актрисы в жизни выглядят гораздо хуже, чем в кино, а Марина была в жизни даже более интересной, чем на экране. Причём, я её не узнал, мне жена сказала: "Это же Марина Влади!"
Володи сначала не было, он был в театре и пришёл позднее. Сказал мне: "Пропой свои песни". Я говорю: "Ну чего ж я буду при тебе петь своим самодельным голосом". Он говорит: "Ну я пока поем, приду в себя". Тогда я спел довольно много своих песен, а Володя меня подзуживал: "Ещё, ещё спой".
М.Ц. – Значит, он любил Ваши песни?
Т.З. – Вы знаете, однажды Володя мне сказал: "Тима, если ты возьмёшь гитару, то будешь третьим бардом России. Окуджава, я, а ты третий". Причём, он даже сказал: "У тебя самые сильные слова". Он меня этим взбудоражил, и я попытался изменить свою судьбу.
Я поехал в родной Душанбе и действительно попытался взять гитару. Пошёл к одному старому армянину, который говорил, что он может обучить играть на гитаре даже обезьяну. Не знаю, как там насчёт обезьяны, но меня он развернул после первых двух уроков – он понял, что я никогда не обучусь даже самым элементарным вещам. А потом мне певцы сказали: "Да зачем тебе гитара? Ты должен петь а-капелла".
Слава Богу, что так вышло. Потому что если б я научился играть, то действительно бы стал третьим бардом России, потому что позволю себе сказать, что таких песен, как у меня, нет ни у кого, не считая Окуджавы и Высоцкого. И тогда я бы просто сгорел. Началась бы совсем другая жизнь, и я бы не занимался своим главным делом.
Впрочем, вернёмся к разговору о том вечере у Артура. Там собралось потрясающее общество – Тарковский, Герасимов, Макарова, был командир первой советской атомной подводной лодки. Сам Артур Макаров был интереснейший человек, потрясающий писатель. Он написал прекрасные рассказы о деревне. Был он здоровый и мощный мужик, эдакий супермен. Я с ним учился, мы с ним дружили, а потом я как-то от него отошёл. А Тарковского от Артура оттащила жена Лариса, потому что он на Андрея влиял негативно, по её мнению. А дружили они крепко: на премьере "Андрея Рублёва" Тарковский первый тост поднял за Артура Макарова.
Потом запел Володя. Вы знаете, когда он пел, возникало ощущение дуэли с пяти шагов – ощущение мороза по коже. Помню, Тамара Фёдоровна Макарова сказала: "Я никогда не ощущала такого художественного эффекта, такого удара, такого действия искусства".
М.Ц. – Потребовалось много лет, чтобы утихли разговоры о том, что Высоцкий не поэт, что его стихи нельзя воспринимать в отрыве от его голоса и гитары...
Т.З. – Его мучило, что те, которых он значительно превосходил в мастерстве, включая Вознесенского и Евтушенко, вставали в позу поэтов и делали из него шарманщика и певца.
Вы знаете, я редко это говорю, но мне кажется, Высоцкий погубил гитарой свой великий поэтический дар. С точки зрения большой поэзии, у него есть множество настоящих стихов!
5 и 7.11.2006 г