Впервые Владимир Высоцкий встретился на сцене с Андреем Вознесенским в поэтическом представлении "Антимиры", премьера которого в Театре драмы и комедии на Таганке состоялась 2 февраля 1965 года. Неделей раньше, 25 января, на сцене Таганки под рубрикой "Поэт и театр" прошёл творческий вечер Андрея Вознесенского, члена худсовета театра и успешного поэта,
у которого к тому времени вышло четыре авторских сборника стихов, несколько публикаций в периодике, грампластинка-гранд в серии "Поэты читают свои стихи" и т. д. В первом отделении артисты театра разыгрывали поставленные по стихам Вознесенского интермедии, а во втором выступал сам поэт. Этот вечер имел большой резонанс и успех у зрителя, и именно он впоследствии лёг в основу спектакля, получившего сначала условное наименование "Героические выборы", а затем название "Антимиры", под которым он вплоть до конца 1979 года на таганской сцене выдержал более 700 представлений. Кроме того, спектакль неоднократно, полностью или фрагментами, демонстрировался артистами Таганки и на других площадках – по подсчетам Бориса Хмельницкого, в общей сложности он был сыгран около 2000 раз.*1
Фамилия Высоцкого в афише и программке "Антимиров" была упомянута дважды – как автора музыки, вместе с Б.Хмельницким и А.Васильевым, и как участника спектакля – наряду с другими актёрами театра, по алфавиту. Открывал спектакль Высоцкий, декламируя:
Баллотируются герои!
Время ищет себе герольда.
Слово всем – мудрецам и дурням.
Марш под музыку!
А затем хор актёров под музыку Хмельницкого и Васильева скандировал:
Дышит время, разинув урны
Избирательные и мусорные.
Микрофоны и объективы
Всё фиксируют объективно –
Это будет не эпатаж,
А протокольный репортаж!
Это было, собственно, всё вступление. Во время юбилейных спектаклей оно дополнялось ещё несколькими строфами текста, написанными специально (кем? и сколько их всего было? – вопросы на сегодняшний день открытые) на этот случай, исполняемыми под ту же или оригинальную музыку. На сохранившихся фонограммах отчётливо слышится голос Высоцкого:
Век двадцатый, спектакль двухсотый –
Ух, везёт нам, ух везёт нам!
А тех, кто дуба грозит и бычится –
Приглашаем на наш двухтысячный!
…
Театр – не развлеченье, а чистилище!
Пусть шлангами плеснут прожектора –
Четыреста, четыреста, четыреста! –
По всем, кто шушера и мишура.
Представим, что в партере мест четыреста;
Отсюда, сдав пальто на номерок,
Загадочно, порывисто, придиристо
Четыреста следят антимиров.
А те, кто недоверчив виц-мундиристо –
Пожалуйте на тысячу четыреста!
…
Дураки – народ особый,
С ними надобно вниманье –
Им повторим пятисотый
Для взаимопониманья!
…
Актёры устали, не так ли,
От ругани и почёта
Но время считает спектакли
По высшему счёту!
Есть, есть, есть
Высший счёт –
Шесть, шесть, шесть
Сот, сот, сот!
…
Следующий в спектакле номер с ведущим участием Владимира Высоцкого – композиция по написанной Вознесенским в марте 1964 года, новой на момент премьеры "Антимиров", поэме "Оза". Композиция, составленная из фрагментов IV-й главы поэмы ("Роботы, роботы, роботы / речь мою прерывают…", "А почему ж тогда, заполнив Лужники…"), "по мотивам" II-й, "прозаической", главы и завершавшаяся главой VI целиком ("В час отлива возле чайной…"), игралась "на двоих" – В.Высоцким и В.Смеховым. Партнёр Высоцкого вспоминает: "Отрывки из поэмы Вознесенского "Оза" мы с В.Высоцким сработали сами, без режиссеров… Ночами готовили эпизоды, соединяли поэзию с гитарой… Гордились, что этот номер три-четыре раза прерывали хохот и аплодисменты".*2 Высоцкий представал здесь в образе эдакого "резонёра", отвечавшего на реплики Смехова, который свою речь вел как бы от автора. Кульминация диалога наступала в последней части, когда "резонёр" Высоцкого приобретал черты Ворона, пришедшего из классического стихотворения Эдгара По, но довольно вульгарного, циничного, "каркающего".
Смехов: – В час отлива возле чайной
я лежал в ночи печальной.
Говорил друзьям об Озе
и величье бытия...
Высоцкий: (поёт) – Но внезапно черный ворон
примешался к разговорам,
вспыхнув синими очами,
он сказал:
"А на… фюга?!"
По свидетельству А.Вознесенского,*3 своим "А на фюга?" Высоцкий "до стона заводил публику", угадывавшую за выразительной паузой актёра совсем другую рифму…
"Песенные" фрагменты ("Но внезапно чёрный Ворон…" и "Всё мура! Раб стандарта, царь природы…") Высоцкий исполнял под гитару на мелодию собственного сочинения. В конце 1966 года он "реквизировал" её в свою песню – когда написал "Пародию на плохой детектив…" ("Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской…"). Довольно долгое время эта мелодия исправно служила "на двух должностях", и только примерно к 1973 году "Ворон" у Высоцкого обрёл новую, более оригинальную музыку.
Помимо "Озы", Высоцкий "весомо и зримо" участвовал и в ещё одной сценической композиции спектакля – по поэме "Андрея Вознесенского "Лонжюмо". Здесь актёру были отданы несколько строф, и, в частности, в сцене игры вождя мирового пролетариата в городки – дважды! – строфа:
Раз! – врезалась бита белая,
как авроровский фугас –
так что вдребезги империи,
церкви, будущие Берии –
р-р-раз!
Берия был тогда "фигурой глухого умолчания", и поминовение этого имени "всуе" выглядело, как проявление особого свободолюбия и гражданской смелости (хотя большинство зрителей, наверняка, и не помнило толком, кто это такой).
Индивидуально (без партнёров) в спектакле "Антимиры" Высоцкому первоначально выпало исполнять стихотворение Вознесенского "Ода сплетникам" ("Я славлю скважины замочные…", 1958). По воспоминаниям Анатолия Васильева,*4 Высоцкий "спросил у Любимова: "А можно с гитарой?" – "Да, конечно – с гитарой..." – и Высоцкий, под свои три аккорда стал "запузыривать" "Оду"... Практически, это была мелодекламация, но актерски Володя это делал прекрасно".
Впоследствии в 1971 году к "индивидуальным" исполнениям Высоцкого в "Антимирах" добавились "Песня акына" ("Не славы и не коровы…", 1971) и стихотворение "Монолог актера" ("Провала прошу, провала…", 1965), перекочевавшее из навечно отправленного "на доработки" спектакля "Берегите ваши лица". Две песни и стихотворный монолог Высоцкий "выдавал" подряд, вслед друг за другом, прерывая восторженные зрительские аплодисменты – будто "на одном дыхании".
"Берегите ваши лица"
Ровно через пять лет после премьеры "Антимиров" на сцене Театра на Таганке состоялась премьера ещё одного поэтического спектакля по произведениям Андрея Вознесенского – "Берегите ваши лица". "Второй наш спектакль был самым красивым спектаклем-метафорой. Я уже осилил написать пьесу" – вспоминал поэт в эссе "Таганка – антитюрьма".*5
Жанр спектакля был определён как "Этюды – открытая репетиция". Режиссёр-постановщик Юрий Любимов рассказывал: ""Берегите ваши лица" – это что было? Это были заготовки, зарисовки, как у писателей, как у художников. Это как этюды, которые художник выставляет… Мне казалось, зрителям интересно увидеть театральную кухню. И с актерами я ведь договорился об одном условии: это открытая репетиция, и пусть публика знает, что это открытая репетиция, и кому она не нравится, тот может сдать билет и деньги получить обратно в кассе. Публике объявляли это, и она шла именно на открытую репетицию. А с актером я еще договаривался и о том, что если он будет играть, с моей точки зрения, недостаточно точно, то я буду останавливать и на глазах зрителя говорить, что я остановил потому-то и потому-то".*6
Согласно афише и программке, "музыкальное оформление" в новом спектакле принадлежало Борису Хмельницкому и Владимиру Высоцкому. При этом слово "оформление" здесь не вполне понятно – если в "Антимирах" всё сводилось к "песенному" исполнению стихов Вознесенского под аккомпанемент самих актёров, то в "Берегите ваши лица" использовалась и органные записи Баха (на протяжении всего спектакля), и женский вокализ (чей?) "по мотивам" Баха же (в пантомиме "Роден"), и "шаривари-оркестр" (в сцене "Пляж"), и некая "оратория для хора и фортепьяно с оркестром" (в пантомиме "Рыба"), и бой курантов (в финале). Стихи же Вознесенского по-прежнему исполнялись либо под гитару Высоцкого, либо под фортепьяно специального концертмейстера. С процессом работы Хмельницкого и Высоцкого над созданием песен к спектаклю имеется счастливая возможность познакомиться по сохранившейся фонограмме – 07_0198*7 (октябрь 1969 года, Москва, на дому у Бориса Алексеевича Хмельницкого). Попробуем разобраться с её содержанием.
Во-первых, это песня-"путеводитель", возникающая несколько раз по ходу спектакля, как бы вводя зрителя в очередную сцену:
Осень –
отлетающие птицы,
Оземь
календарные страницы.
Очень
может всякое случиться,
Просим:
"Берегите ваши лица!"
Время
обрывает наши лица –
В общем,
иногда они и лишни.
В осень
и в иные катаклизмы
Просим:
не теряйте ваши лица!
и т. д., всего 13 строф. Полный текст этой песни, похоже, до сих пор нигде не опубликован, поэтому даже в отношении его авторской принадлежности имеются определённые вопросы. Ручаться можно лишь за первую строфу, которая в спектакле звучала с фонограммы исполнения Андреем Вознесенским.
Вторая песня "Вы пришли на именины – / Поэмимы, поэмимы!.." – так называемая в книгах А.Вознесенского "Песенка из спектакля", датированная почему-то 1972 годом – звучала в начале второго действия спектакля "Берегите Ваши лица" в исполнении двух пар актеров, как бы двух "конкурирующих" дуэтов: В.Высоцкий и З.Пыльнова, В.Золотухин и Н.Шацкая. Третья песня – "Вальс при свечах", ("Любите при свечах…", 1967) – и четвёртая – "Роща" ("Не трожь человека, деревце…", 1968) –исполнялись соответственно во втором и в первом действиях спектакля "женским" хором.
Следует отметить, что все три названных песни преподносились в спектакле с текстом, дольно значительно отличающимся от публикаций А.Вознесенского. И ещё: на фонограмме 00_0501*8 (23 января 1976 года, Московская область, Пушкинский район, город Ивантеевка, Дворец Культуры "Юбилейный") Высоцкий говорил: "Мы с Борисом Хмельницким написали музыку ко многим стихам Вознесенского… Они стали песнями, и их стали исполнять теперь – спектакль не идет, а их исполняют с эстрады. Например, "Вальс при свечах". Это песня, которую мы написали с Борисом Хмельницким". Это неверно – эстрадные артисты (Э.Пьеха, М Пахоменко и др.) пели "Вальс при свечах" на музыку композитора Оскара Фельцмана.
Последняя песня на стихи Вознесенского на фонограмме 07_0198 – "Слоняюсь под Новосибирском…" (1967) – в спектакль "Берегите ваши лица" не вошла. Зато в нём были ещё три песни, на фонограмме 07_0198 не присутствующие, но музыку к которым, судя по всему, также написали Борис Хмельницкий и Владимир Высоцкий. Одна из них – исполняемая хорами "оптимистов", "пессимистов" и "безликих" песня-"галоп":
Лист, лист, лист,
бьёт о парапет.
Лиц, лиц, лиц –
нет, нет, нет.
Шли, шли, шли –
ни к чему ирония! –
Лишь, лишь, лишь
лица проворонили….
С этим текстом – та же история, что и с упомянутым выше ("Осень – отлетающие птицы…"): в нём в общей сложности 18 строф, нигде, по-видимому, по сей день не опубликованных, и не ясно – все ли из них принадлежат перу Вознесенского? Вторая песня из не присутствующих на "репетиционной" фонограмме – даже не песня, а своеобразная речёвка под музыку – "Нью-Йоркские значки" ("Блещут бляхи, бляхи, бляхи…", 1968). Последняя из трех – "Морская песенка" ("Я в географии слабак…", 1967), сделанная на мелодию в очень "высоцком" стиле – исполнялась в спектакле Высоцким практически единолично, под собственный аккомпанемент на гитаре.
Вообще, нужно сказать, что, по сравнению с "Антимирами", в представлении "Берегите ваши лица" Владимир Высоцкий – артист был "задействован" гораздо шире. Его голос из хора других актёров выделялся в существенно большем количестве сцен и стихотворений – и в "Сто радуг канареечных…" (1968), и во фрагментах "Монолога рыбака" ("Работа, работа…", 1964), и в "Прологе" (он же "Строки", "Пёс твой, Эпоха, я вою у лунного ЦУМа — чую Кучума!..", 1967), и в "Футбольном" ("Левый крайний!..", 1962), и в "Гриппе "Гонконг-69"", и в "Нам, как аппендицит, поудаляли стыд…." (1967), и в "Диалоге Джерри, Сан-Францисского поэта" (1967), и. т.д., и т. д.
Остановимся подробнее на отдельных стихах.
В "Не пишется" ("Я – в кризисе. Душа нема…", 1968) Высоцкому достались строфы, как бы проецирующиеся, вполне узнаваемо, на его собственную личность:
И мой критический истец
в статье напишет, что, окрысясь,
в бескризиснейшей из систем
один переживаю кризис.
…
Я деградирую в любви.
Дружу с гитаркою трактирною.
Не деградируете вы –
я деградирую.
…
…Бегу, как бешеная с...
…
Но верю, что моя родня –
две тысячи сто пятнадцать
поэтов нашей федерации –
стихи напишут за меня.
Они не знают деградации.
Последняя из приведённых строф (заключительная в стихотворении) читалась Высоцким пафосно, "на котурнах", с нажимом на "за" – как будто речь шла о голосовании: мол, наши поэты ещё возвысят "за" меня свой голос, заступятся и по достоинству оценят. Однако такой вариант прочтения не нравился режиссёру (спектакль-то ведь – вроде как бы репетиция!), и он просил прочесть это снова и иначе. И Высоцкий повторял эту строфу совсем в другом тоне – без патетики, а с лёгким сарказмом, иронически-презрительно, даже желчно – дескать, не дёргайся, пиит, не рыпайся, что "без тебя народ не полный", найдутся другие, что понапишут вместо тебя шедевров, свято место пусто не бывает, и таких, как ты, у нас пруд пруди!..
И сразу после этого Высоцкий, полуотвернувшись и как бы растерянно произнеся две неизвестно откуда взявшиеся строчки
Гудит, как эхо,
Шумиха вместо успеха…
вновь обращался к залу и на огромным "накале страстей", на "едином выдохе" читал "Провала прошу, провала!..".
Другая сцена-стихотворение – "Время на ремонте" ("Как архангельша времён…", 1969). Здесь, как в "Антимирах": дуэт с В.Смеховым, Высоцкий – опять "резонёр", но какой! Просто уже доведённый до гротеска образ такой тёти Моти, в платке и фартуке – не то сторожихи, не то уборщицы, которая над тряпками-вёдрами начальник, а потому и над людЯми командир, способный само время отправить в "Рямонт!" Ведь, как известно, у нас "каждая кухарка" думает, что "может" – такова и тётя Мотя. Плохо понимая, что ей говорят, она всё повторяет, "выворачивая" смысл на свой лад и наизнанку. Обо всём берётся судить, да ещё и проявляет инициативу – вот, мол, "наступило время провести девальвацию!" – так, что даже примкнувший, было, к дуэту на стороне тёти Моти третий участник сцены, Ю.Смирнов, ужасается чуть ли не до обморока. И про Луну тётя Мотя всё знает, и про моду на мини и чёлочки, и про то, откуда всё зло: "Фильмы поджеcм... джемс... поджемсэнсбондили. Святого у их ничаво! Они на Луну, значит, э… ступили… Что делается, а? Вить лишили всё-таки, так сказать, эти... южные... Сапогом её, прям в душу!"… В общем, как у Райкина – суровая женщина тётя Мотя. Хотя впервые она появляется вполне мирно – ещё в конце предыдущей, "футбольной" сцены на стадионе, когда разочарованные болельщики расходятся, а Высоцкий повязывает платок и собирает с опустевших трибун порожнюю стеклотару. Вот и узнай, в каком тихом омуте какие черти водятся…
Помимо того, что в "Берегите ваши лица" Высоцкий был одним из ведущих актёров и соавтором "музыкального оформления", он выступил здесь и в качестве непосредственного соавтора Андрея Вознесенского – правда, не единственного. В спектакле читались отрывки из "Завещания" Родена, в рассуждениях персонажей о соответствии цветов и звуков явно угадывались отсылки к Артюру Рембо и Велимиру Хлебникову, нашлось место даже для расхожего, бородатого, но смешного анекдота про голову, которою едят. Но соавторство Высоцкого было совершенно иного, неподчиненного, равноправного уровня – в спектакле были использованы две его, как сказали бы сейчас, "программных" песни.
Сам Высоцкий об этом рассказывал так (фонограмма 00_0481*9, 4 февраля 1976 года, Московская область, г. Химки, ЦПКиО имени Льва Толстого, ДК "Родина"): "Был очень красив этот спектакль и очень поэтичен. Не только по стихам, но и по изображению… он был музыкален… На фоне светящегося задника опускались из под крыши театральной штанкеты на тросах. Находились они… один над другим и на просвет создавали иллюзию нотного стана. А мы на них в черных костюмах сидели, изображая собою ноты. И играли на этом станке. И когда мы меняли расположение, менялась и музыка в спектакле. Я… в этот спектакль написал песню… начало было такое:
Я изучил все ноты от и до,
Но кто мне на вопрос ответит прямо?
Ведь начинают гаммы с ноты "до"
И ею же заканчивают гаммы.
Пляшут ноты врозь и с толком.
Ждут "до", "ре", "ми", "фа", "соль", "ля" и "си", пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука…"
В спектакле "основные строфы" песни, объединённые попарно, пел Высоцкий, а припев "Пляшут ноты…" все участники сцены исполняли хором.
Цитата из другого рассказа Высоцкого (запись 00_0525*10, 23 ноября 1976 года, Москва, Российский республиканский союз потребительских обществ, 2-е выступление): "Дерзкая рука режиссера разбрасывала эти ноты… А потом нотный стан превращался в трибуны стадиона, и на нем сидели зрители. Мы играли стихи "Левый крайний…" с Золотухиным, впереди. Потом все зрители уходили, я играл старуху и собирал бутылки после матча…
В новелле, которая называлась "Убийство Кеннеди"… в конце этой новеллы, после стихов ("Лебеди, лебеди, лебеди…", 1968 – А.С.) я садился на самый верхний вот этот вот штанкет, и на гитаре была нарисована мишень, а сзади, в этот светящийся задник на две тени были такие удары-выстрелы, и в сердце врезывалась такая дыра, она врезалась в сердце на каждый удар. И я пел песню "Идет охота на волков"".
Исполнял Высоцкий песню "от третьего лица" – "Рвутся волки из всех сухожилий…", "Он из повиновения вышел…" и т. д.
Помимо "Нот" и "Охоты на волков" в спектакль "Берегите Ваши лица" первоначально предполагалось включить ещё и песню Высоцкого о хунвейбинах ("Возле города Пекина…", <сентябрь 1966>). Звучать она должна была в авторском исполнении из уст той же "политически малограмотной" тёти Моти. Эта песня лексически вполне подходила к образу, но, тем не менее, от неё решено было отказаться – возможно, чтобы излишне не утяжелять и без того объёмную по продолжительности и в смысловом отношении сцену "Времени на ремонте".
Кроме того, существует вот такое интересное свидетельство Высоцкого (00_0617*11, 16 декабря 1978 года, Москва, Ленинские горы, МГУ имени М.В. Ломоносова, аудитория № 611, выступление через Общество "Знание" в рамках программы "Встречи с интересными людьми" Геоклуба МГУ): "Я еще вам сейчас спою одну песню шуточную, она же – сатирическая. Песня эта – у неё такая история. У нас был спектакль "Берегите ваши лица", и в этом спектакле было несколько песен – "Песня о нотах", "Охота на волков", – и ещё была одна такая песня, которая называлась "Песенка плагиатора"…. Там сообщалась такая преамбула, что однажды поэт Василий Журавлев напечатал в журнале "Москва" стихи, которые, как выяснилось потом, принадлежали Анне Ахматовой. Его спросили, зачем он это сделал, а он… "А я, – говорит, – не знаю, они как-то сами просочились". То ли он выпимши их услышал где-то когда-то, и ему вдруг показалось, что это его собственные – я уж не знаю, почему. А потом он обиделся даже и говорит: "Подумаешь, какое дело! Пусть она моих хоть два берет – мне даже не жалко!"" Эта история вызывает некоторые сомнения. По времени создания (начало 1970 года) "Песенка плагиатора, или Посещение музы" вполне соотносима с подготовительной работой над спектаклем "Берегите ваши лица", однако содержательно – очень трудно представить, куда её там можно было б "всунуть".
Спектакль "Берегите ваши лица" был сыгран "на публику" трижды – 7 февраля 1970 года (суббота) утро и вечер, и 10 февраля того же года (вторник) вечер – и после этого высокими инстанциями был приостановлен "в связи с необходимостью целого ряда существенных доработок" – фактически закрыт навсегда. Существует устойчивое мнение, что спектакль был снят исключительно из-за "Охоты на волков". Однако, по всей видимости, это не совсем так – причин было гораздо больше.
Слово Андрею Вознесенскому:
"Когда-то на Таганке был спектакль "Берегите ваши лица", он начинался моим кругометом: "Тьма, тьма, тьма, тьма, тьма, тьма, мать, мать, мать, мать, мать, тьма, тьма, тьма". Жизнь рождается из тьмы, мать уходит опять во тьму. Цензура зарубила спектакль, потому что это было непонятно. То ли Родина-мать для меня тьма, то ли кого-то посылаю к такой-то матери... Но никто не мог понять, что это философская вещь, что это самый, по-моему, длинный и одновременно короткий стих в русской поэзии, потому что его можно читать бесконечно…".*12
"Там, кстати, вспоминали… один мой палиндром: "А луна канула". Читается туда и обратно строчка. А в это время американцы высадились на Луне. И вот эта была одна из причин, почему закрыли спектакль, потому что Луна канула – что же? это для нас канула, а для американцев нет? Почему?".*13
Можно предполагать, что "организациям, инстанциям и лицам" не могли понравиться и "Ноты" ("Кто это такие? "Чья-то дерзкая рука" – это чья? Рука конкретного режиссёра вот этого спектакля? Или – кого?"), и "Морская песенка" (""...как на заповедь, ориентируюсь на знак Востоко-Запад" Что за низкопоклонство? И – перед кем? Что это за "Востоко-Запад"? И каких-таких "подлипал" ты, художник, "хлебал большою ложкой"? Это что – декларация?"), и "Кеннеди" ("Как можно сравнивать ихнего Роберта Кеннеди с нашим Есениным, хоть бы даже и только по портретному сходству?") и т.д., и т. д.
В общем, так или иначе, спектакль умер, став легендой. А то, что рассказано о нём выше появилось благодаря людской памяти и чудом сохранившейся единственной, крайне скверного качества, фонограмме 01_0058*14, 10 февраля 1970 года, Москва, Театр драмы и комедии на Таганке, премьера сп. "Берегите ваши лица", запись осуществляла из зала Ирина Ершова на магнитофон с очень большими детонациями звука.
В заключение необходимо отметить, что все стихотворные цитаты приведены по фонограммам спектаклей "Антимиры" (и его фрагментов) и "Берегите ваши лица". Автор выражает глубокую признательность Владимиру Чейгину (Санкт-Петербург) за предоставление этих фонограмм, а Николаю Цанкову (Ботевград, Болгария) – за кропотливое сотрудничество в их расшифровке.