Наверное, один из самых сложных вопросов в исследовании творчества любого поэта – это вопрос о влиянии на него поэзии других авторов. Когда такие споры возникают спустя годы, всё зависит от точки зрения исследователей и мемуаристов.
Сколько специалистов, столько и мнений, и все точки зрения имеют право на существование, поскольку, как правило, отсутствует решающее доказательство, а именно – признание "младшим" поэтом влияния на него со стороны "старшего".
В разбираемой же нами теме такой проблемы нет: знаменитый польский бард Яцек Качмарский многократно говорил о том, как повлияло творчество Высоцкого на его собственное, называл себя учеником Высоцкого.
Эти свидетельства для нас крайне важны, поскольку лучше многомудрых статей литературоведов говорят о том, что линия Высоцкого в поэзии продолжается. Более того, – Высоцкий оказал влияние на поющих поэтов не только России, но и других стран, например, – Яцека Качмарского и Яромира Ногавицу. Думаем, что читатели согласятся с нами: прямое межнациональное влияние в поэзии – явление достаточно редкое.
Рассказ о значении Высоцкого в творчестве Я.Ногавицы – известнейшего барда Чехии – достоин отдельной статьи, а сейчас наша речь о том, как крупнейший поющий поэт России помог сформироваться самому выдающемуся польскому барду.
В Польше имя и творчество Качмарского известны каждому, но для русскоязычных читателей, полагаем, будут интересны некоторые детали его биографии.
Яцек Качмарский (Jacek Kaczmarski) родился в Варшаве 22 марта 1957 года в семье известных польских художников. Его отец долгие годы был председателем правления Союза польских художников. И мать, и отец изучали живопись в России – сперва в Ленинграде, позднее в Киеве.
Яцека воспитывал дед – дипломат, заместитель министра науки Польши. С ним Яцек некоторое время жил в Швейцарии. Бабушка со стороны матери происходила из еврейской семьи.
Детали эти важны, конечно, не сами по себе, а потому, что они помогают лучше понять творчество Качмарского, его жизненную позицию, темы его песен.
Человек, с детства живущий в атмосфере независимого мышления (сам он в интервью говорил так: "У нас в семье довольно рано появились записи неподцензурных песен, а воспитывался я в сфере уважения и надежды по отношению к оппозиции в СССР"),*1 мог лучше понять свободолюбивую поэзию, да и сами идеи свободы не пробивались к нему, через броню впитанных с детства догм, как было, скажем, у Высоцкого.
Юноша, с детства знакомый с Европой, мог легче решиться на эмиграцию. Она не пугала его, как это происходило с миллионами, выращенными в искусственной среде за "железным занавесом".
Поэт, знающий о том, что в его жилах течёт не только польская, но и еврейская кровь, естественным образом заинтересовался традициями Речи Посполитой, в которой сосуществовали католичество и иудаизм. Трагедия еврейского народа во время Второй мировой войны не была для Качмарского лишь эпизодом прошлого – отсюда появление "Баллады о сгоревшей синагоге".
Словом, поэт Качмарский, – такой, каким мы его знаем, – появился в результате своего происхождения, воспитания и таланта. Но важнейшим, может быть, судьбоносным событием в жизни молодого поляка стала встреча с Владимиром Высоцким. О ней он сам часто рассказывал в интервью, но наиболее полное свидетельство находим в книге Гражины Предер "Прощание барда", построенной как цикл бесед с Качмарским. Обратимся к этому источнику.
"– Г.Предер: Говоря о людях, в наибольшей степени повлиявших на начальный период твоего творчества, ты чаще других называешь фамилии Окуджавы, Бреля, Брассенса, Дилана.
– Я.Качмарский: Сначала был Высоцкий, а потом уже все остальные, названные тобой. Причина заключалась в том, что в их песнях первое место занимали слова. Слушая их, я учился языкам, приобретал навыки того, как описывать действительность.
Вначале было слово. Мир создаётся, когда всё в нём получает название. Для меня это было самым важным. Это и ещё тот уровень выразительности, которым пользовался Высоцкий.
Впервые наблюдая его "живьём", я понял какое впечатление производит лицо, наполненное экспрессией, когда артист извлекает из себя этот необыкновенный голос. И я подумал: эта роль для меня, я хочу так же переживать то, что я делаю.
– Г.Предер: Когда ты впервые познакомился с песнями Высоцкого?
– Я.Качмарский: Не помню точно, когда это было, мне кажется, у нас дома всегда было множество лент с записями русских песен...
Лишь когда я услышал Высоцкого "живьём" на домашнем концерте, то отождествил его с частью этих записей и признал самым важным, наиболее близким моему воображению.
– Г.Предер: Сейчас, сейчас... Высоцкого ты увидел в 1974 году, в 17 лет. И вскоре написал "Облаву".
– Я.Качмарский: Да. Это было в том же году. Тогда впервые я услышал "Охоту на волков", "Облава" была моей версией того, что я запомнил. Там есть весьма существенная разница, потому что я, скажем, ввёл в текст собак.
Кто-то мне потом сказал, что с собаками на волков не ходят, потому что пёс на волка не пойдёт. Но я сделал это сознательно. Не мог я по примеру Высоцкого использовать образ красной тряпки над землёй, которую боится волк. Эта метафора Высоцкого была актуальна в Советском Союзе, так как речь шла о безволии подавленных людей, которые не в состоянии перепрыгнуть через красную тряпку, даже если от этого зависит их жизнь.
В Польше же каждый перепрыгивал через красную тряпку, если хотел или был вынужден это сделать. В Польше проблемой были именно псы, готовые пойти против собственной природы...
– Г.Предер: При каких обстоятельствах состоялся твой первый непосредственный контакт с Высоцким?
– Я.Качмарский: Это был домашний концерт у семьи Гоффманов. Ежи Гоффмана мои родители знали со времён учёбы в России....
Именно там я впервые вышел "в свет". Мои родители не любили бывать на приёмах, считали это потерей времени. Но здесь их привлекло имя Высоцкого, и они взяли меня с собой. Мне там очень понравилось, и прежде всего сам Высоцкий! Он захватывал внимание, тем более что Марина Влади сознательно как бы уходила в тень...
Он "завёлся" очень быстро. Сперва он не очень-то был настроен петь, видимо, не ожидал увидеть столько гостей. Это должна была быть небольшая домашняя встреча, а тут каждый привёл с собой ещё несколько знакомых...".*2
Я.Качмарский написал четыре песни с названием "Облава". Первая из них написана вскоре после знакомства с "Охотой на волков". Кончается она так:
Не кончились облавы и гончие не дремлют.
Постоянно гибнут во всём мире молодые волки.
Не позволяйте из себя делать шкуры! И вы воюйте!
О, братья-волки! Боритесь, пока вы все не сгинули.
Облава! Облава! На молодых волков облава!
Горячие и дикие,
В густом лесу выросшие!
Уж на снегу круг вытоптан! И в круге том – кровавое пятно!
Разорванные волчьи туши дразнят гончих псов!*3
Похоже, что действительно эта песня стала переложением на польский того, что удалось запомнить молодому поэту из "Охоты на волков". Возможно, идеей его было сделать пса, идущего наперекор своей природе, основным героем песни, но, на наш взгляд, истинным героем, как и у Высоцкого, остаются именно волки.
"Облава" принесла автору известность на национальном уровне. В 1977 году он спел её на Фестивале студенческой песни дуэтом с Петром Гераком (Piotr Gierak) и получил первое место. (Через много лет, в 2004-м году, на 40-м фестивале был учреждён приз имени Качмарского, который теперь будет присуждаться ежегодно).
Эта песня была не первым произведением Высоцкого, переведённым Качмарским. Он начал ещё в 1973 году с песни "Сгорели мы по недоразумению...", позднее была переведена песня "Случай в ресторане". Всего же Качмарский перевёл на польский 19 песен Высоцкого, включая сюда и тексты, созданные им самим по мотивам песен Высоцкого "Я не люблю", "Канатоходец", "Ожидание длилось...". Многие из текстов были положены на музыку и включены Качмарским в его компакт-диски "Kosmopolak", "Krzyk", "Mury" и другие.
Любопытно, что внутреннюю связь Качмарского с Высоцким многие ощутили довольно рано. Так, переводчик К.М.Сенявский (Krzysztof Maria Sieniawski), ещё в 1978 году сделав перевод нескольких стихотворений Высоцкого на польский, посвятил их Качмарскому.
"Облава-2", написанная Качмарским через несколько лет после первого обращения к теме, представляет собой, на первый взгляд, почти точный перевод песни Высоцкого "Словно бритва рассвет полоснул по глазам...". Но, как сказал сам Качмарский, в тот момент он даже не знал о существовании такой песни Высоцкого, а свою написал как реакцию на введение в Польше военного положения в декабре 1981 г.! "Здесь уже нет образа одинокого волка, травимого собаками, зато присутствует уничтожение целого вида", – говорил сам Качмарский.*4
В таком же ключе написана и "Облава-4". А вот в "Облаве-3" прямого влияния Высоцкого на текст не ощущается, хотя, безусловно, сама идея взята у него, но творчески переработана: волк, попадает в капкан, отгрызает себе лапу и уходит. "Берегитесь, приманки, волки!" – предупреждает он своих неопытных сородичей.
"Охота на волков" – "Облава" – это не единственная пара стихотворений, где Качмарский использует и развивает по-своему идеи Высоцкого. Мы можем назвать ещё одну пару: "Канатаходец" Высоцкого и "Наш цирк закрыли на ключ...", написанную Качмарским как реакцию на введение военного положения генералом В.Ярузельским.
Важно, на наш взгляд, отметить то, что речь ни в коем случае не шла о подражании. Качмарский как поэт развивался самостоятельно, но ни один поэт не появляется на пустом месте, каждый опирается на предшественников. Таким предшественником был для него Владимир Высоцкий.
"Ощущение – как будто упал с девятого этажа, а приземлиться не можешь, – вспоминал журналист А.Блинушов. – Такого мощного, точного, по-настоящему гармоничного исполнения песен Высоцкого я в жизни никогда не слышал. Яцек пел вольные переводы Высоцкого на польский. И какие это были переводы!"*5
Очень существенное свидетельство: Качмарский пел вольные переводы Высоцкого. Поэзию учителя он использовал как своего рода трамплин, оттолкнувшись от которого ушёл бороздить свои пути в море Поэзии.
Качмарский, как ему казалось (и он не ошибался в этом), очень тонко чувствовал Высоцкого. Очень показательным свидетельством сказанному был случай, когда он написал, как думал, вольный перевод стихотворения Высоцкого, но, как сам потом узнал, такого произведения не существовало, – был лишь только замысел поэмы.
"О песне "Танк" Качмарский говорил во время концертов: "Несколько лет назад Даниель Ольбрыхский рассказал мне, что Владимир Высоцкий написал произведение о варшавском восстании с точки зрения советского танка, который стоял на правом берегу Вислы. Этот танк не может понять, почему люди, управляющие им, не посылают его в бой. Я этой песни никогда не слышал, написал по этому рассказу свою версию. Потом оказалось, что у Высоцкого такой песни не было, был только замысел..."".*6
Похоже, "высоцкий" период творчества Качмарского закончился с написанием "Эпитафии Владимиру Высоцкому" ("Epitafium dla W?odzimierza Wysockiego"). Собственно, здесь им был использован тот же приём, что и раньше, – вольный перевод.
"Я могу сказать, что очень переживал его смерть, – рассказывал Качмарский. – Я долго колебался, стоит ли писать об этом... Это продолжалось с июля по ноябрь 1980 года. А началось всё от переосмысления слов Высоцкого: "Повезли из Сибири в Сибирь". Я заменил это на дорогу из ада в ад, что сразу прибавило этому произведению универсальности. (Решение, на наш взгляд, очень верное, поскольку, если для живших в СССР "Сибирь" или, скажем, "Колыма" – гораздо шире географических названий и вполне могут служить синонимами "несвободы", то для иностранцев эти слова не настолько трагичны. Иное дело – "ад"! – авт.).
Я решил, что написав Высоцкому эпитафию, могу создать некий образ России, да и, в конечном счёте, образ советской системы".*7
"Эпитафия" появилась в сложное для Польши время. Набирала силу "Солидарность" – руководимое Л.Валенсой объединение независимых профсоюзов, но не сдавались и коммунисты. Поляки не могли исключить и того, что им "на помощь" придут "советские братья", как это было в 1956 г. в Венгрии и в 1968 г. в Чехословакии. Естественно, что любви к русским ожидание такой "помощи" не добавляло. Немного находилось людей, способных, подобно Качмарскому, отличать Советскую власть от русского искусства.
Сам Качмарский рассказывал, что многие в Польше его "Эпитафию" воспринимали совсем не так, как хотелось бы ему... "Они воспринимали песню плоско, по принципу: "Снова подпевает русскому", – говорил он в беседе с Г.Предер.
Возможно, если бы "Эпитафия" Качмарского была посвящена кому-то другому, негативные чувства толпы, в конце концов, победили бы. Но Высоцкий и в трудное для Польши время принимался не как некий усреднённый "русский из СССР". К тому же варшавяне ещё не забыли приезд Высоцкого в Польшу с театром на Таганке в мае 1980 года. Бунтующий Гамлет Высоцкого как нельзя лучше отражал настроения лучшей части польского общества. Автор "Охоты на волков" просто не мог отождествляться в их сознании с оккупантом.
Любопытный случай рассказывает Д.Ольбрыхский в своей книге "Поминая Владимира Высоцкого".
В 1981 г. в Польше состоялся Фестиваль запрещённой песни, на который Ольбрыхский был приглашён в качестве конферансье. По его словам, более других ему понравилась песня Качмарского, "но победила другая – невысокой пробы, обращённая к самым примитивным политическим инстинктам. Вердикт, несмотря на всю его несуразность, был всё же понятен, ибо это был период усилившихся антисоветских настроений".
Изменить результат конкурса Ольбрыхский не мог, но сумел, во всяком случае, сказать то, что думает. Он сказал, что хотя многие поющие поэты, присутствовавшие на фестивале, были вполне оригинальны, но их литературная традиция идёт от Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого.
""К сожалению, он уже год как умер. Думаю, если бы он был жив и если бы получил визу в Польшу, в чём я не слишком уверен, то его выступление достойно увенчало бы этот фестиваль. Он умер, проблем с визой больше нет. Так дадим ему духовную визу! Я хотел бы закончить нашу встречу песней в его исполнении...".
По моей просьбе в зале выключили свет. В темноте один-единственный прожектор осветил одинокий микрофон. И раздалась знаменитая "Охота на волков".
Я не был уверен в реакции зала. Пять тысяч человек – это толпа, и совсем нелегко её направить... И всё же наступила тишина. Володя пел, а я смотрел, как все медленно-медленно встают с мест. Вот так Владимир Высоцкий принял участие в нашем празднике".*8
Любопытно, что, как минимум, один зарубежный исполнитель песен Высоцкого – норвежец Йорн Симен Оверли (J?rn Simen ?verli) – заметил общность его поэзии со стихами Качмарского. На одном из своих компакт-дисков, вышедшем под названием "Sannheten og l?gnen" ("Правда и ложь"), Оверли поёт песни обоих в переводе на норвежский.*9 В письме к одному из авторов статьи Оверли назвал Качмарского "польским Высоцким" и сообщил, что в июне 2005 года он собирается в Варшаву, где будет исполнять песни польского барда. Вероятно, прозвучат там и песни Высоцкого.
После "Эпитафии" Я.Качмарский окончательно пошёл своей поэтической дорогой. В массовом сознании он был и остался бардом "Солидарности". Его песня "Стены" стала неофициальным гимном движения:
Зубы решёток вырви у стен!
Клетки ломай, оковы рви!
Пусть стены рухнут, рухнут, рухнут,
Похоронят старый мир!*10
Качмарскому принадлежит выражение "Панна Солидарность". Под ней он подразумевал ту прекрасную идею, что объединила миллионы его соотечественников. Он воспевал её до тех пор, пока не заметил, что идея как-то незаметно ушла, а её место заняли распри вождей...
Качмарский остался во Франции, там, где застало его введенное в Польше 13 декабря 1981 года военное положение. Он выступал с концертами, записывал диски, работал на радиостанции "Свободная Европа". В 1990 году ненадолго вернулся в Польшу, с 1995 года жил в эмиграции в Австралии, периодически наведываясь на родину.
В 2002 году случилось страшное – Качмарский заболел раком, и самое ужасное – это был рак гортани. "Не надо за шею – я петь не смогу!" – умолял Высоцкий Судьбу. Не с ним, но с его польским учеником так и вышло – после операции он не мог уже петь, а говорил лишь с помощью специального устройства. В это трагическое время стало понятным, что воспеваемая Качмарским "Panna Solidarno??" не умерла, – артисты устраивали концерты, сборы от которых шли на оплату его лечения, собирали деньги и почитатели его таланта. К несчастью, помочь уже было нельзя...
Яцек Качмарский умер 10 апреля 2004 года в гданьском госпитале, похоронен на варшавском кладбище Повонзки. Как и Высоцкого, в последний путь его провожали тысячи его соотечественников...
Школа английского языка в Одессе – это не только обычные курсы английского