М.Ц. – В 1968 г. песни Высоцкого прозвучали в спектакле Театра Сатиры "Последний парад". Премьера спектакля состоялась уже после разгромных статей против Высоцкого в центральной прессе. Как стало возможным после такой кампании появление песен Высоцкого в спектакле одного из самых популярных театров Москвы?
М.Д. – Мы все любили Володю, Валентин Николаевич, в том числе. Он сделал такую акцию – взял и пригласил Высоцкого в спектакль по пьесе Александра Петровича Штейна. Я деталей этого не знаю.
М.Ц. – У Плучека были проблемы с утверждением Высоцкого?
М.Д. – Я думаю, особых проблем не было. Иначе б не звучало там двух таких хороших песен. Сказали б в Управлении культуры: "Не надо этого!" – и не было бы. А так на всех программках и на афишах спектакля, которые сохранились и висят у нас в театре, стоит фамилия Володи Высоцкого.
В "Последнем параде" Анатолий Дмитриевич Папанов, Роман Ткачук и я играли трёх героев. Папанов был в главной роли, Ткачук играл механика, а я – журналиста по фамилии Марич. Там мы втроём пели песню про зарядку:
Вдох глубокий, руки шире,
Не спешите – три-четыре...
А потом я один пел песню "На север вылетаю из Одессы.". Там у Володи была строка про стюардессу – "доступная, как весь гражданский флот". Люди из Главреперткома попросили "доступная" заменить на "надёжная".
Володя был на премьере и на банкете. Там он мне сказал по поводу этой песни: "Мишка, поёшь лучше, чем я!" Отвесил мне такой комплимент...
М.Ц. – У Высоцкого была ещё одна песня, написанная на этот мотив. Он поздравлял этой песней Валентина Николаевича Плучека с 60-летием. Это было в 1969-м году. Вы не помните её? Она начинается так:
В Москву я вылетаю из Одессы
На лучшем из воздушных кораблей.
Спешу не на пожар я и не на премьеру пьесы,
Спешу на долгожданный юбилей.
М.Д. – Никогда даже не слышал такую песню... Я был на юбилее Плучека, находился среди гостей, но Володя этого не пел. Это какая-то неувязка.
М.Ц. – Фонограмма этой песни сохранилась. Высоцкий поёт под аплодисменты зала.
М.Д. – Интересно только – какого зала...
М.Ц. – Вы меня на мысль навели сейчас. Может быть, это было какое-то другое празднование, не в самом театре... Кстати, я слышал, что в театре юбилей Плучека праздновали не 4 сентября, в День его рождения, а позднее. Могло это быть?
М.Д. – Вполне возможно, потому что у нас всегда отпуск в это время. Вот у нас недавно был 80-летний юбилей театра. Вообще-то, юбилей был в октябре, а мы его в декабре праздновали.
М.Ц. – Возвращусь к спектаклю "Последний парад". Мне кажется, что его слишком рано сняли с репертуара. Вы так не считаете?
М.Д. – Да нет, он шёл много лет… Ну и потом, у нас ведь поточная система, меняются спектакли не потому, что они были чем-то неугодны, а по совсем другим причинам. Кто-то уходит из театра, кто-то плохо себя чувствует. А иногда были другие ситуации... Вот, скажем, у нас с огромным успехом шёл "Тартюф" в постановке Антуана Витеза, художественного руководителя театра "Комеди Франсез", а спектакль шёл недолго, потому что к успеху постановки ревностно относился сам Плучек.
М.Ц. – Кстати, это правда, что Плучек так же ревностно относился к популярности "Кабачка 13 стульев"?
М.Д. – Ну, он его просто не любил. Он нам в глаза говорил, что это пошлейшая передача. Иногда он просто на стуле переворачивался!
Я помню мы играли пьесу Фёдора Михайловича Бурлацкого "Бремя решения", это о Карибском кризисе. Андрей Миронов играл президента Кеннеди, я играл, как ни смешно это может Вам показаться, министра обороны Макнамару, начальника Объединённых штабов армии США играл Спартак Мишулин, и множество других участников "Кабачка" там играло.
Конечно, Плучека бесило, когда я выходил на сцену, а зал шептал: "О! Пан Ведущий!" Потом появлялся Спартак Мишулин – в данном случае, начальник Объединённых штабов генерал Томас, – а зал шумел: "Ооо! Пан Директор!"
Ну, а возвращаясь к "Последнему параду", я считаю, что Плучек сделал красивый, хороший шаг по отношению к Владимиру Семёновичу. С центральной сцены любимейшего театра официально звучали его песни.
М.Ц. – А больше у Плучека не возникало идей относительно включения песен Высоцкого в другие спектакли?
М.Д. – Нет, больше никогда. "Последней парад" как пьеса годилась, чтобы включить туда песни разных композиторов. Помимо песен Высоцкого, там были и песни Жарковского, и Мика Таривердиев написал какую-то песню. В музыкальном плане всё это было очень органично. Там были и танцы, и оркестр. Зал принимал это очень хорошо.
М.Ц. – Помимо театра Вы с Высоцким встречались?
М.Д. – Вот я вспоминаю такой случай... Мы ехали с ним по одной трассе, по Минскому шоссе. Он едет на шикарном новом автомобиле заграничном, а я – на "Жигулях". Он мимо меня проезжает, притормаживает, говорит: "Мишаня, ну как?" – Я говорю: "Прекрасно, Володя! Хорошо выглядишь".
Помню ещё встречу на даче во Внуково. Я привёз Ольгу Александровну Аросеву, у неё дача там, во Внуково. И, помню, из-за заборчика выходит Володя с белокурой девушкой в простеньком платьице, и говорит: "Миша, познакомься, это – Марина".
Мы редко, к сожалению, встречались. Он был милейший парень. Я с ним особенно не был дружен, но вспоминаю о нём с восторгом.
Я представляю себе, как ему было, наверное, тяжело слушать свои песни в нашем исполнении, но он с таким открытым глазом пришёл и благодарил Папанова, Романа Денисовича Ткачука, меня: "Спасибо, ребята!"
М.Ц. – А как Вы относитесь к Высоцкому как к театральному актёру? Возьмём его главную роль – Гамлета...
М.Д. – Понимаете, мы были воспитаны на других образцах... К нам приезжал Лондонский Королевский театр, прекрасные актёры – и вдруг Володя с охрипшим голосом играл Гамлета. Это, конечно, вызывало удивление знатоков театра. Не потому что он играл плохо, – он играл с невероятным напряжением. У него был очень могучий голос. Роста он был небольшого – мне по плечо, а я чуть выше среднего роста, – но от него исходила такая сила! У него была такая мужицкая основа, и это действовало очень на зал. Это всё, разумеется, помимо того, что он был необыкновенно талантливым человеком.
М.Ц. – А что думал Плучек о Высоцком в этой роли?
М.Д. – Валентин Николаевич всегда вспоминал Мейерхольда. Мейерхольд был громадным экспериментатором, и у Валентина Николаевича игра Высоцким Гамлета не вызывала отторжения. Считал, что это продолжение традиций, которые были в русском театре первых послереволюционных лет. Ведь помимо Мейерхольда во многих городах были режиссёры, которые ему не подражали, но делали великолепные спектакли, новые, совершенно революционные работы.
Так что, я помню, что Валентин Николаевич отнёсся к тому, что делал в этой роли Высоцкий, с уважением. Не помню, чтобы он высказывал какие-то претензии к его игре.
М.Ц. – Помимо Гамлета, Высоцкий в театре играл и другие очень серьёзные роли – скажем, лётчика Янг Суна в "Добром человеке из Сезуана", Керенского в "Десяти днях, которые потрясли мир", Галилея... Как Вы оцениваете эти его работы?
М.Д. – Я вспоминаю то время... Я родился и продолжаю жить в доме, принадлежащем Театру имени Вахтангова. В соседнем подъезде находится училище имени Щукина. Я помню все гениальные вахтанговские спектакли, когда художественным руководителем был Рубен Николаевич Симонов. Я был воспитан на таком замечательном театре с могучими актёрами. Мы ходили во МХАТ, смотрели игру великих мастеров. На этом фоне Володя был каким-то неправдоподобно маленьким...
Я заговорил о вахтанговском театре, потому что Юрий Петрович Любимов был актёром, прекрасным актёром этого театра. Он Володю очень полюбил и считал, что Володя при своём могучем темпераменте может заменить ту мощь, которая была дана природой мастерам предыдущего поколения.
И был такой перелом восприятия театра в наших душах – от великих мастеров Малого театра, МХАТа, Вахтанговского, такого настоящего театра героев, – к театру новому.
Таганские спектакли Юрия Петровича были совершенно не похожи на всё, что мы видели до того. Наверное, это было что-то похожее на Мейерхольда. И я думаю, что Валентин Николаевич Плучек пригласил Володю в наш спектакль, потому что то, что делал Володя у Юрия Петровича, чем-то напоминали Плучеку его молодость.
Для нас театр Юрия Петровича казался необыкновенно новым. А потом старые мастера говорили: "Да вы бы, ребята, посмотрели, это всё уже было. Всё уже было в нашем театре".
Я впервые увидел спектакль "Добрый человек из Сезуана" на сцене театрального училища имени Щукина, а потом в театре он сделал свою новую версию.
М.Ц. – А почему Вы говорите о новой версии? Разве Любимов не перенёс спектакль на новую сцену?
М.Д. – Он перенёс, но не целиком. Он его ещё более модернизировал, ещё более усовершенствовал. Здесь это был студенческий спектакль, спектакль учебного театра, это другое всё.
Но конечно, всё дело в таланте. К Володе было какое-то необыкновенное внимание со стороны зрителей. Я вспоминаю Володю, как комету какую-то необыкновенную, которая вдруг ворвалась в нашу жизнь. Я слушаю его пластинки, компакт-диски – это просто замечательно! Я не знаю, как оно действует на сегодняшнее поколение, как им увлекается молодёжь... Сейчас как-то больше переключились на Запад... Но песни его – просто экстра-класс!
И как человек, который его немножко знал, я понимаю, какая это тяжесть была для него – влияние этих руководящих кругов, всех этих районных управлений культуры... Он был талантливейший человек, суперталантливейший. Его, конечно, не хватает сейчас...
Я даже не знаю, как его назвать. "Бард" – это какое-то нехорошее, неподходящее слово. Это штамп уже просто стал. Он был талантливый поэт – вот это главное!
21.04.2005 г.