М.Ц. – Наум Моисеевич, когда Вы познакомились с Высоцким?
Н.К. – Мы познакомились в Москве, в шестидесятые годы. Думаю, это был, примерно, 1965-й или 1966-й год. Я часто бывал в Театре на Таганке, там мы и встретились в первый раз. Каких-то подробностей знакомства я не помню, но кажется, знакомил нас Юрий Карякин.
М.Ц. – После этого Вы часто виделись с Высоцким?
Н.К. – У нас не было близких отношений, но встречались мы действительно часто. Не то, чтобы специально, а так как-то получалось – то в театре, то в каких-то компаниях. Мы не были друзьями, но были дружески друг к другу расположены.
М.Ц. – В 1960-е гг. Вы были завсегдатаем "Таганки". Каково Ваше мнение о Высоцком – драматическом актёре?
Н.К. – На мой взгляд, он был очень хорошим актёром. Я видел его почти во всех спектаклях "Таганки". Кстати, и киноактёром он был интересным, хотя снимался и не очень часто.
М.Ц. – Вернувшись домой после гастролей по США в январе 1979 года, Высоцкий рассказывал друзьям, что встречался с Вами в Нью-Йорке...
Н.К. – Не в Нью-Йорке, а в Бостоне, – я в Бостоне живу. Да, мы виделись с ним тогда. Сначала я прослушал его концерт (прошедший, кстати, с огромным успехом), а потом я к нему подошёл.
Мы обнялись, немного поговорили. Высоцкий сказал:
– Привет Вам от Карякина.
Потом он спросил:
– Вам нравятся мои песни?
Я ответил ему, что какие-то вещи люблю, какие-то – нет. А вот песню "Диалог у телевизора" считаю гениальной.
Вот такой был у нас разговор. Мы мало побеседовали, но очень дружески.
М.Ц. – А почему "Диалог у телевизора" Вы считаете гениальным?
Н.К. – Понимаете, он тут потрясающе уловил весь трагизм и всю пустоту советской жизни, которая обрушена на простых людей. Эта вещь получилась у него на уровне Зощенко. Это ведь не просто смешная история. "Придёшь домой – там ты сидишь" – это вовсе не весело и не смешно ни для него, ни для неё.
М.Ц. – Какое направление в творчестве Высоцкого Вы любите больше других?
Н.К. – Я очень люблю его бытовые песни. Они очень человеческие, что ли. Например, "Час зачатья я помню неточно..." и многие другие, я их все даже перечислить не могу. А патетические его вещи, вроде "Баньки", мне нравятся меньше. Может быть, они и хорошие, я не знаю. Просто я их не понимаю.
М.Ц. – Как по Вашему мнению поэта и читателя, поэзия Высоцкого возможна без его голоса?
Н.К. – Ну да, конечно. Ведь его песни поют и другие люди. А какие-то вещи, я думаю, можно просто исполнять без музыки, чтением. Наверное, читать с книжного листа тоже можно, я просто не пробовал.
М.Ц. – А прозу Высоцкого Вам читать не приходилось?
Н.К. – Нет, не читал. Я, кстати, даже не знал, что он писал прозу.
М.Ц. – Какие черты личности Высоцкого Вы могли бы отметить?
Н.К. – Мне трудно об этом говорить, поскольку мы не были в особенно близких отношениях. Ну, что я могу сказать? Высоцкий был очень приятным, обаятельным человеком. Он вызывал доверие. Это, пожалуй, самое главное.
Я его любил и люблю. Он в последние годы жизни подбирался к самым вершинам поэзии.
М.Ц. – Вы знаете что-нибудь о попытках Высоцкого опубликовать свои стихи?
Н.К. – Я ничего об этом не знаю, Высоцкий никогда не заговаривал со мной на эту тему. Вы не переоценивайте степень нашей близости, мы были просто знакомы.
М.Ц. – Как Вы полагаете, Высоцкий останется в нашей литературе?
Н.К. – Трудно сказать, я боюсь быть пророком. Наверное, что-то останется. Окуджава, думаю, останется. Галич, вероятно, тоже. Высоцкий, наверное, останется со своими не злободневными стихами. А вот "Вы лучше лес рубите на гробы..." вряд ли сохранится в памяти потомков. Хотя – кто это знает наверняка? Потомки потом сами выберут, что им потребуется.
23.04.1996 г. и 31.05.2005 г