М.Ц. – Александр Николаевич, как Вы познакомились с Высоцким?
А.Н. – Мы познакомились совершенно случайно. В 1968 году снимался фильм "Служили два товарища", где Высоцкий играл роль поручика Брусенцова. Для съёмки сцены эвакуации режиссёр картины арендовал небольшой пароход в Одессе. И вот главный инженер, все его называли дядя Коля, а фамилия его была Ермошкин, сказал мне:
– Знаешь, тут Высоцкий снимается. Удели ему время, пожалуйста.
Я был тогда молодым тридцатилетним парнем, в то время я только что стал капитаном теплохода "Аджария". Хотелось принять Высоцкого, как только можно хорошо – и коньяк был самый лучший, и закуска соответствующая...
Постепенно мы подружились, а потом произошёл такой случай. Володины друзья с большим трудом "выбили" ему концерт в Одессе в Политехническом институте. А вышло так, что он у меня был в день выступления. Ну и перепил немного... А в зале института, который вмещает человек семьсот, собралось полторы тысячи. Не то, что сесть – стоять было негде! И они часа два ждали, а Володя не приехал. Меня потом вся Одесса год ненавидела.
А потом я понял: ни в чём он так не нуждался, как в отдыхе. А какой самый лучший отдых? Круиз по Чёрному морю! В то время это был самый лучший вариант. И он стал приезжать ко мне каждое лето.
М.Ц. – Сколько раз Высоцкий был на "Аджарии"?
А.Н. – Два раза – в 1968 и 1969 годах. С 1970 года я был капитаном теплохода "Шота Руставели", и Володя каждый год приезжал туда. За год до смерти уже не приехал – у него уже другая жизнь была. Появилась возможность жить полгода во Франции, бывать за границей, и так далее.
М.Ц. – Как он проводил время во время круизов?
А.Н. – Мы поступали таким образом. Я просил его, чтобы он два раза за рейс выступал перед пассажирами (чтобы никто не придирался, зачем он здесь), а в остальное время он отдыхал. И, конечно же, я старался избавить его от назойливого внимания. Потому что, сами понимаете, много было таких, которые лезли к нему с бутылкой лучшего коньяка и вопросом: "Ты меня уважаешь?"
М.Ц. – Он писал стихи на корабле?
А.Н. – Да, у него была такая возможность. Я давал ему "люкс", и он мог работать без помех. Писалось ему тяжело. Иной раз по двадцать-тридцать вариантов одной и той же песни записывал. Черновики уничтожал. Я как-то хотел спрятать один листок, сохранить. Он увидел и не позволил:
– Ты куда берёшь? Ни в коем случае! Отдай сейчас же!
Песню "Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты... " он написал на "Шота Руставели", написал лично для меня. У меня хранится оригинал этой песни, написанный рукой Володи. Это он мне сам подарил и ещё кораблик на листке пририсовал.
М.Ц. – При написании этой песни Высоцкий, очевидно, использовал Ваши рассказы? Ведь он на тот момент за границей ещё не бывал, а в песне множество морских деталей.
А.Н. – Он всегда очень внимательно слушал меня, это правда. К тому же, я коллекционировал слайды и открытки. Одних только таитянских видов у меня было штук сто. Видимо, и мои рассказы, и слайды эти и были им использованы для песни.
Кстати, ещё одна известная песня Высоцкого – "Был шторм, канаты рвали кожу с рук..." написана на "Аджарии".
М.Ц. – В песне "Лошадей двадцать тысяч..." очень много морских терминов. Неужели Высоцкий так тонко знал эту специфику?
А.Н. – Ну он, конечно, консультировался со мной по поводу терминологии. А как песня появилась, я Вам сейчас подробно расскажу. Мы заходили в Новороссийск. Все мы были на мостике – я, Володя, Марина и ещё был Зиновий Высоковский. Вы знаете, возможно, что в Новороссийске есть такой ветер местный – бора, страшный такой ветер, срывающий с места камни.
Опытным капитанам разрешалось, на их усмотрение, заходить в порт без лоцмана. Когда заходили в порт, ветер был в правый борт. Надо в определённые точки отдать якорь. Якорь задерживает нос, а корму очень быстро разворачивает, и судно становится носом к ветру. Надо сделать так, чтоб корма прошла причал, надо ещё потравить якорь четыре-пять смычек, а потом уже буксир по команде капитана подрабатывает, подталкивает корабль к причалу. Когда выходить из бухты, надо смычек семь якоря выбрать, каждая смычка длиной 23 метра.
Высоцкий всё это наблюдал, стоя на мостике, у него всё лицо было в пыли, но он до конца отстоял. (Кстати, потом через много лет Зиновий Высоковский в какой-то газете, где он писал свои воспоминания, об этом рассказывал. Мне прислали эту газету, не знаю только, где она.) И Володя эти впечатления хватанул. Он такой, знаете, был очень цепкий в этом плане.
М.Ц. – С помощью моряков я разобрался в терминах, упоминаемых Высоцким в этой песне. Мне только непонятно выражение "руль полборта налево".
А.Н. – Объясняю. Руль разрешалось поворачивать на 32 градуса на каждый борт. Если повернуть больше, скажем, на сорок пять, он уже менее эффективен, вода уже тормозит движение и маневренность. По команде "Право на борт!" или "Лево на борт!" рулевому надо быстро прокрутить "баранку" так, чтобы перо руля стало по отношению к диаметральной линии на 32 градуса. А пол-оборота – значит, ровно наполовину.
М.Ц. – Я, в общем, примерно так и понимал, смущало меня только то, что в песне звучит "полборта", а не "пол-оборота". Значит, была такая команда.
А.Н. – Да. Я давал разные команды, но Володе понравилась именно эта – "полборта налево". Видно, красиво звучала.
М.Ц. – Бывший капитан "Белоруссии" Ф.Дашков однажды в интервью рассказал, что в 1969 году на "Аджарии" Высоцкий был снят на киноплёнку. Сохранилась ли запись?
А.Н. – Это хорошо, что Вы об этом вспомнили. Получилось так, что однажды у нас на "Аджарии" были в круизе западные немцы. Им так всё понравилось, что они подарили нам кинокамеру с плёнкой. И мы Высоцкого снимали не один раз, а очень часто. Все записи были в единственном экземпляре, они хранились на корабле, а потом их украл или, если угодно, взял бывший радиотехник. Он всегда был, так сказать, склонен к бизнесу. Когда Высоцкий написал "Был шторм..." и спел её нам, этот парень сделал копию, и через неделю песню эту можно было купить в любом киоске звукозаписи на одесском базаре.
М.Ц. – Вам не доводилось встречаться с Высоцким, так сказать, на суше – дома или за границей?
А.Н. – К сожалению, нет. За границей не получалось, а в Москве его всякий раз не было на месте, когда я приезжал туда по делам. Так что общались мы только на кораблях и в черноморских портах. Но зато часто и долго – целых десять лет.
28.03.1997 г. и 17.10.2005 г.